РанееПредисловие
Часть первая. Глава первая
Часть первая. Глава вторая
Часть первая. Глава третья
Часть первая. Глава четвертая
Часть первая. Глава первая
Часть первая. Глава вторая
Часть первая. Глава третья
Часть первая. Глава четвертая
Часть первая
Пространное житие старца
Глава пятая
Монах в Эсфигменском общежительном монастыре
Пространное житие старца
Глава пятая
Монах в Эсфигменском общежительном монастыре
Препятствие перед уходом из мира
Когда Арсений собирался в путь к священному Афону, произошло следующее. Все свои сбережения он раздал нищим, оставив лишь деньги на билет до Святой Горы. В это время у одного бедного крестьянина околел бык, и он стал просить Арсения помочь купить быка. Арсений отнесся к этому с рассудительностью. Он сказал крестьянину: «Прости, сейчас я тебе помочь не могу».
Если бы он отдал бедняку деньги, то его уход из мира снова был бы отложен — до тех пор пока он снова не собрал бы сумму, необходимую на билет. Этого и хотел диавол. Чуткое сердце Арсения сострадало бедняку, но его рассудительность подсказала ему иное решение. «Можно оставить одно добро ради другого — большего добра34».
Насельник Эсфигменского общежития
Учитывая опыт своего первого посещения Святой Горы, Арсений рассудительно решил пожить в общежительном монастыре, чтобы духовно опериться. Он рассчитывал попробовать остаться в монастыре Констамонит, потому что слышал, что это была безмолвная и аскетическая обитель. Однако в день его прибытия к Афону на южной стороне полуострова разыгрался шторм — и Арсений принял это как проявление Промысла Божия. Поэтому он сел на кораблик, который шел вдоль северного побережья, и вышел на берег в монастыре Эсфигмен (тогда эта обитель еще не была раскольнической). Он был принят игуменом Каллиником, положил установленный поклон и начал послушническое испытание.
Монастырь Эсфигмен отличался хорошим порядком и устроением. Его насельники имели подвижнический, аскетический дух. Кроме многочасовых богослужений монахи и послушники несли тяжелые послушания и исполняли келейное правило. Старец рассказывал: «Для того чтобы прожить в тогдашнем Эсфигмене сорок дней Великого поста, надо было взойти на настоящую Голгофу. В сутки — только одна тарелка водянистой похлебки без масла. Это было самое строгое общежитие. Первую седмицу Великого поста все отцы почти целый день проводили в церкви».
Еще один рассказ Старца: «Будучи в общежитии, я получил большую помощь от одного из отцов. Он совсем не разговаривал, ни с кем. У него была потребность беседовать со Христом. Его сердце не лежало к тому, чтобы говорить с людьми. Достаточно было просто видеть этого человека. Он помог мне больше, чем Жития Святых. За определенную вину он был отлучен от Причастия на три года, хотя за подобное обычно не отлучают и на двадцать дней. Монахи, находящиеся в таком состоянии, молчат, но даже мирские люди, видя их, изменяются к лучшему. Это и есть проповедь монахов».
В монастыре, среди других добродетельных отцов, был еще один благоговейный монах, отличавшийся подвижническим духом. Он вызывал у Арсения восхищение. Без зависти и ревности Арсений молился Богу и просил, чтобы этот благоговейный брат походил на Святого, имя которого он носил. А о себе он просил, чтобы Бог привел его в такое же духовное состояние, как у этого брата. Себя он ставил ниже всех.
Испытания и служения
Молодой послушник с радостью преуспевал в трудах общежительной жизни. Вначале ему дали послушание помощника в трапезной и в пекарне. Месить хлебы было очень тяжело. Месили руками в большой квашне. Замешивали много муки. Чтобы отделять куски теста, надо было по плечи погружать руки в квашню.
Позже, узнав, что Арсений владеет плотницким ремеслом, ему дали послушание в столярной мастерской. Весь день, не вкушая пищи, он строгал каштановые брусья большим ручным рубанком. В любой работе он был искусен, очень способен и спор. Даже вьючные седла для монастырских мулов он делал «как мебель».
От любочестия Арсений взял благословение помогать в архондарике35, когда в монастыре было много посетителей. Также он был ответственным за два небольших храма, находившихся вне монастыря. Каждый день он зажигал там лампады, поддерживал порядок и чистоту, заботился о том, чтобы время от времени там совершалась Божественная Литургия.
Новоначальные подвиги
Взяв за образец преподобных отцов Арсений старался им подражать. Положив в основание своей монашеской жизни смиренномудрие и послушание, он отдался подвигам, превосходившим его силы.
Днем он трудился телесно, а ночи проводил без сна в молитвах и славословии Бога. Он чувствовал огромную усталость, но, несмотря на это, не уступал и подвигов не убавлял. Он постоянно прибавлял к ним новые и новые — всегда делая это с благословения и под наблюдением игумена. Все он совершал с радостным расположением.
Старец рассказывал: «Целыми днями мы работали в токарной мастерской. Работа была тяжелой. Вечером я шел в архондарик и с 10 до 11 помогал там. У меня не оставалось времени даже на келейное правило. Поэтому, закончив дела в архондарике и вернувшись в келью, я не ложился спать, но только на четверть часа клал ноги повыше, чтобы они немного отдохнули и оттекла кровь, которая собиралась в ногах от долгого стояния. Потом, чтобы не уснуть, становился в таз с водой и молился по четкам. Спал я от получаса до часа и потом шел в церковь читать Полунощницу. Я поступал так потому, что у меня тогда был помысел сомнения: смогу ли я впоследствии исполнять схимническое монашеское правило? И поэтому я попросил у игумена благословение исполнять это правило уже с послушничества. Он меня на это благословил. Я попросил не от эгоизма, но из боязни, что не смогу в будущем исполнять великосхимнические обязанности. Я делал это не от гордости. «Если мне это не по силам, — думал я, — то нечего себя и обманывать».
В церкви он совсем не садился в стасидии, все время был на ногах. Если им начинал овладевать сон, он сразу же подскакивал.
Зимой, у себя в келье, он не топил печку. В келье была такая сырость, что плесень свисала со стен, как вата. Когда холод становился невыносимым, он брал шкуру — из тех, что шли на седла для мулов, — и заворачивал в нее ноги. На улице зимой он работал в одном подряснике, под которым — чтобы было потеплей — обертывал себя бумагой.
В Эсфигмене была традиция: накануне Великого поста всем отцам выдавали по банке сгущенного молока. Свое молоко Арсений отдавал старцу Никите, у которого была предрасположенность к туберкулезу. Когда на великопостных трапезах была фасоль, он глотал ее не прожевывая, чтобы она переваривалась дольше и давала больше энергии. Ради аскезы он спал на каменных плитах, а иногда на кирпичах, которые считал «более человеколюбивыми».
Потихоньку братья монастыря начали замечать его подвижничество и благоговение. Священники, когда шли служить Литургию в параклисах36, стали предпочитать в качестве певчего именно Арсения.
«Меня палила огнем любовь моих родных»
Словно мало было аскезы и труда на послушаниях, молодого послушника начал искушать диавол, который пытался расстроить его различными помыслами. Диавол нашел «больное место» Арсения — его сильную любовь к родным. Потом Старец рассказывал: «Вначале диавол «поджаривал» меня воспоминаниями о моих родных. Он приносил мне воспоминания то о матери, то о других родственниках. Иногда показывал мне их во сне больными, а иногда — умершими. Старший на послушании замечал, что я расстроен, и спрашивал, что со мной. Я шел на исповедь к игумену и вновь обретал мир. Вначале отрыв от своей маленькой плотской семьи и вхождение в великую семью Адама, в семью Бога, связан для монаха со скорбью и болью».
Бесовские явления
Диавол не довольствовался одной лишь бранью помыслов, тем более, что не мог сдержать ими подвижничество юного послушника. Диавол являлся ему и в чувственном виде. Арсений видел диавола воочию и разговаривал с ним. Искуситель всеми способами пытался его устрашить и помешать его подвигам. Вероятно, из опыта он догадывался о том, что получится из этого юноши.
Послушник Арсений не приходил в смущение и страх от диавольских явлений. Он говорил: «Приходи-приходи, ведь ты мне помогаешь! Когда я забываю о Боге, ты помогаешь мне вспомнить о Нем и молиться».
Позже Старец вспоминал: «Ну разве останется искушение после таких слов? Оно исчезало в одно мгновение. Ведь искуситель не дурак, чтобы приносить монаху победные венцы».
— Геронда, под искушением Вы подразумеваете помыслы? — простодушно спросил его один монах.
— Брат ты мой! Искуситель — сам диавол! Понимаешь? Какие там еще помыслы? — ответил старец.
Юный, но мудрый послушник Арсений «человеческим вымыслом преодолел бесовское коварство37».
Постриг в рясофор
27 марта 1954 года после установленного испытания послушник Арсений был пострижен в монашество. Он принял рясофорный постриг и был переименован в Аверкия. Игумен предлагал ему постриг в великую схиму, но тот отказался. «Я мог стать сразу великосхимником, потому что мне говорили: «В армии ты отслужил, и никаких препятствий у тебя нет», — рассказывал Старец. Но я ответил: «Хватит рясофора».
Он считал себя недостойным великой схимы и, кроме того, не хотел связывать себя обетами пребывать в этой обители до последнего издыхания. Он любил жизнь в безмолвии и желал со временем ей последовать.
Трепещущий агнец
Старец рассказывал: «Я помогал в церкви, неся послушание пономаря во время Всенощных бдений. Однажды, стоя в алтаре, я наблюдал за совершавшим Проскомидию священником. Когда священник произнес слова «жрется Агнец Божий», я увидел, что Агнец на дискосе трепещет, как живой ягненок, которого режут. Разве мог я после этого случая дерзнуть еще раз приблизиться к священнику во время Проскомидии! Из этого видно, что Таинство начинается еще с Проскомидии, чтобы там ни говорили некоторые38«.
Трезвенный делатель
С этого времени он начал делать выписки из прочитанных книг. То, что помогало ему в духовной борьбе, он выписывал в отдельную тетрадь и старался претворить в дело. Его невидимый внутренний подвиг был следующим: немного чтения практических аскетических сочинений, многое внимание, непрестанная молитва и упорная работа над тем, чтобы очистить себя от страстей и стяжать Божественную Благодать.
Как во время послушания, так и на общих работах, куда выходила вся братия, он старался не прерывать молитвы. Работал быстро и молча. Старец Герасим Кутлумушский, бывший в то время в Эсфигмене, вспоминает: «Выходя на общие работы, мы разговаривали, смеялись, а он — молчал. Работал в сторонке и избегал многословия и осуждения. Он был очень внимательным монахом».
Однажды монастырь послал нескольких монахов — в том числе и отца Аверкия — за пределы Святой Горы — сажать на принадлежавшем Эсфигмену участке серебристые тополя. Вблизи участка была дорога, по которой проходили мирские люди. Отец Аверкий понудил свой помысел и свои глаза никого не видеть. И действительно, он совершил подвиг, подобный подвигу аввы Исидора Скитского39, который ходил в Александрию и не видел в ней никого, кроме патриарха. Глаза молодого монаха Аверкия были открыты лишь для того, чтобы видеть добрые примеры преуспевающих отцов и получать пользу.
Послушание до крови
Старец рассказывал: «В то время в монастыре был один брат столяр, отец И. Отцы приняли его по нужде, потому что сперва в Эсфигмене было семь столяров и плотников, а потом не осталось ни одного. Даже какую-то мелочь некому было сделать. Поскольку монастырь нуждался в этом монахе, ему многое позволяли, и он сильно возомнил о себе. Потом отец И. стал членом Духовного Собора и вообще перестал с кем-либо считаться. Кого бы из братии ни посылали к нему в ученики, никто больше недели выдержать не мог. Я, Благодатью Божией, проработал с ним два с половиной года. Слов нет передать, что я пережил. Но, знаете, какую я получил пользу! Он постоянно ругался, кричал. Видел он плохо и часто велел мне что-то делать неправильно. Я видел, что мы совершаем ошибку и потом придется все это исправлять, переделывать. Но, если я дерзал говорить ему об этом, он начинал кричать: «Ты что, еще не научился? Тебе надо говорить только два слова: «простите» и «благословите». Я умолкал. Вещь, которую мы делали, выходила наперекосяк. Помню, окна для церкви у нас получились все переделанные и перелатанные. Если отцы спрашивали, почему мы сделали окна так плохо, я ничего не отвечал. Ведь отец И. был членом Духовного Собора и, если бы хотел, мог сказать правду. А если он этого не хотел, ну так что же — значит, я откладывал себе про запас драхму-другую, то есть зарабатывал духовную мзду. Я тогда харкал кровью, а он кричал: «Эй, что ты там делаешь? Давай работай! Ведь так или иначе ты все равно не жилец на этом свете!» Когда мое состояние ухудшилось и врач сказал, чтобы я обязательно лег на два месяца в монастырскую больницу, отец И. пришел туда и начал кричать: «А ну, быстро спускайся вниз, нет у тебя никакой болезни!» Я оказал послушание, спустился и пошел на гору, где мы пилили каштаны и обтесывали бревна. Пошел я по одной заброшенной тропинке, чтобы отцы меня не увидели и старец И. не был скомпрометирован. По дороге у меня началось артериальное кровотечение, и я был вынужден вернуться. Потом отец И. снова пришел в больницу и строго спросил меня: «Ты почему не пришел работать, а?»
Я не имел на этого брата никакого худого помысла. Я думал о том, что Бог попускает все это от Своей любви, чтобы я расплатился за какой-то из своих грехов. Когда я был в миру, Бог даровал мне быть хорошим плотником. Люди спешили ко мне с заказами и — помимо моей воли — я забирал работу у других столяров и плотников. Все заказчики спешили ко мне, а отцы семейств оставались без работы. Чтобы избежать этого, я говорил, что не смогу делать работу быстро, что у меня много других заказов, но люди отвечали: «Ничего, подождем». И вот в столярной мастерской Эсфигмена я расплачивался за свои грехи. В конце концов я получил от этого брата такую огромную пользу, что Благий Бог не оставил и его. Он потерял зрение, смирился перед всеми и спасся. Из-за него я харкал кровью, но он сделал меня человеком».
Святые Отцы называли послушание исповедничеством. Но для отца Аверкия послушание было мученическим, это было послушание с кровью. К тому же это было послушание не игумену, но просто одному из старших братьев. Однако все он перенес с радостью и терпением.
Когда другие члены Духовного Собора видели, что окна сбиты кое-как, и делали ему замечания, он не оправдывал себя, говоря, что так велел ему сделать старец И. Он молчал и претерпевал несправедливые обвинения, словно был действительно виноват. Впоследствии Благий Бог открыл истину и соборные отцы, поняв, в чем дело, восхищались добродетелью новоначального монаха.
Когда отец Аверкий лежал в монастырской больнице, добрый больничар, чтобы хоть как-то укрепить его силы, кормил его орехами с медом. Отец Аверкий расстраивался из-за того, что лежал в кровати и не мог помогать «труждающимся отцам и братиям». Больничар сказал ему: «Если ты молишься по четкам, то это имеет большую цену. Бог, услышав молитву, даст силу отцам и пошлет благословения в монастырь». Так, с любочестием, монах Аверкий трудился в молитве за всех отцов и братьев.
Когда он немного пришел в себя, игумен дал ему благословение ради поправки здоровья завести у себя в келье примус и небольшой кофейник с ручкой, чтобы готовить горячее питье. Спрашивая у отцов, где можно найти примус, отец Аверкий пришел в сильное умиление от того, что ни у кого в монастыре примуса не оказалось. С трудом он раздобыл примус и один-два раза попил в келье горячий отвар из трав. Но потом его начал обличать помысел, и он, выбросив из окна в море свой «кофейник» — консервную банку с приделанной ручкой, — возложил свое здоровье и всего себя на Бога.
Посещение Божественной Благодати
Жесткость аскезы отца Аверкия усладило одно ранее незнакомое ему явление — посещение Божественной Благодати. Старец рассказывал: «Когда мои аккумуляторы совсем сели (то есть когда истощились телесные силы), я пережил одно необыкновенное событие. Однажды ночью я стоял и молился. Вдруг я почувствовал, как что-то опускается сверху и всего меня омывает. Я чувствовал необыкновенное радование, и мои глаза стали подобны двум источникам, из которых ручьем текли слезы. Я видел и ощутимо переживал Божественную Благодать40. До этого я много раз испытывал умиление и подобное этому, но такое посещение было впервые. Это событие имело такую духовную силу, что оно укрепило меня и продержалось во мне около десяти лет, до того момента, когда уже позже, на Синае, я несколько иным образом пережил нечто большее.
Удаление на безмолвие
Когда Арсений пришел в Эсфигмен, он просил игумена позволить ему прожить там какое-то время, а затем — благословить его уйти на безмолвие. Игумен согласился. Конечно, отец Аверкий получил пользу от всех Эсфигменских отцов и, живя в этой многострадальной обители, заложил добрый фундамент своей монашеской жизни. Но и горячее стремление к жизни безмолвной становилось все сильнее и сильнее. Во время молитвы его ум был восхищаем в созерцание. Его сердце было распалено «угльми пустынными» (Пс. 119:4), и он чувствовал, как его зовет к себе пустыня.
Он взял благословение на уход из монастыря ради безмолвной жизни. Оставив в обители труды и служения, кровь и пот, он вышел из нее с упованием на то, что Бог и Пресвятая Богородица направят его «в землю пустынную».
Прежде всего он отправился в Иверский монастырь и приложился к Иверской иконе Пресвятой Богородицы. Когда он прикладывался, лик Божией Матери изменился и стал очень нежным и сладким. Из этого изменения он понял, что его уход на безмолвие согласен с волею Божией.
34. Преподобного отца нашего Иоанна, игумена Синайской горы, Лествица, в русском переводе.
35. Место для приема гостей в греческих монастырях.
36. Придельные боковые храмы в византийском соборе или отдельные небольшие храмы вне собора.
37. Ср.: Преподобнаго отца нашего Иоанна, игумена Синайской горы, Лествица, в русском переводе.
38. будто оно начинается лишь во время Евхаристического канона
39. См. Скитский патерик.
40. «Божество, то есть Божественная Благодать сама по себе, одна, не бывает явною, если не низойдет в разумную душу. Как чувственный огнь не является в чувственном, если не найдет горючего вещества; так и умный огнь не является в умном, если не найдет вещества заповедей Божиих». Преподобный Симеон Новый Богослов. Творения. Т. I.
-
-
29.02.2024 в 10:18Посетите также мою страничку
nvspwiki.hnue.edu.vn/index.php?title=Find_Out_W... как открыть счёт в иностранном банке частному лицу из россии
33490-+