Иеромонах Исаак. Житие Паисия Святогорца. Часть 1. Глава 9.

[Позывной ~Любочестие~]

Ранее

Предисловие
Часть первая. Глава первая
Часть первая. Глава вторая
Часть первая. Глава третья
Часть первая. Глава четвертая
Часть первая. Глава пятая
Часть первая. Глава шестая
Часть первая. Глава седьмая
Часть первая. Глава восьмая

Часть первая
Пространное житие старца

Глава девятая
В Иверском скиту

Безмолвие или братство

Возвратившись на Святую Афонскую Гору, Старец хотел поселиться в освященной пустыне Капсалы — безмолвной и подвижнической местности неподалеку от Кариеса. Но, не найдя на Капсале пригодной кельи, он — за послушание одному старцу — поселился в Иверском скиту — в каливе святых Архангелов (в омологии^[64] записана дата 12 мая 1964 г.) В письме от 24 июля 1964 года сам Старец пишет о своей жизни следующее: «Благодатью Божией я взял каливу в пустынном Иверском скиту. Здесь есть все необходимое для безмолвнической жизни. Из пятнадцати калив скита заселены только семь. По субботам и воскресеньям мы собираемся в скитский соборный храм только на Литургию — остальные службы совершаем сами у себя в каливах. В моей каливе церквушка посвящена святым Архангелам. При каливе — небольшой участок с несколькими масличными деревьями, огородик с колодцем и тому подобное. Конечно, я занимаюсь кое-каким ремонтом, потому что дом старый. Вижу, что дело идет к тому, что у меня появится небольшое братство. По правде сказать, меня это весьма огорчает, ведь я привык жить один и вижу по себе, что один мог бы больше преуспеть. Я немало просил Господа о том, чтобы остаться одному, но вижу, что Его воля в том, чтобы у меня было братство. Я ходил к моему духовнику, русскому подвижнику батюшке Тихону, и он сказал, что я должен принимать тех, кто захочет жить вместе со мной. Единственное, что он мне благословил, — это построить чуть подальше крохотную келейку, чтобы иметь и немного безмолвия.
Я начал ремонт в келье, потому что, возможно, скоро приедут наши друзья, и я, как могу, должен буду оказывать им снисходительность. Мне не хватает самых необходимых вещей. Дом надо ремонтировать, необходимые вещи надо покупать и так далее — пока мы не начнем заниматься каким-то рукодельем. Три месяца я постоянно работал, и, слава Богу, многое удалось привести в порядок. За год надо развязаться со всеми этими ремонтами и делами, чтобы начать основное дело — молитву и духовное чтение, а уже после — как второстепенное занятие — какое-то небольшое рукодельце. Таким образом, у нас будет беспопечительность, которая станет увлекать братьев к Небу.
Масла нам хватит с оливковых деревьев — и для церковки тоже. Огород будет давать все свежие овощи, а на зиму — картошку и фасоль. Из поздних овощей будем сажать капусту и тому подобное. На участке есть и другие деревья. Виноградных лоз тоже достаточно. Когда братья занимаются небольшим рукодельцем для того, чтобы отвлечься, «переключиться», а не для того, чтобы уходить в рукоделье с головой, — то они смогут найти сначала себя, а потом — Бога. Благий Бог, Который помогает и добрым и злым, поможет нам как Добрый Отец. Я верю в это. И Он поможет намного больше, если Его воля в том, чтобы что-то совершилось во славу Его.
Я думаю со временем устроить небольшие каливки для братии — в ста метрах одна от другой, чтобы у всех членов братства была возможность жить и вместе, и по отдельности. Ведь испытав все виды монашеской жизни, я понял, что в безмолвии монах очищается».

Различные стороны скитской жизни

Среди немногих насельников скита выделялся отец Пахомий^[65] — из братства иеромонаха Нила. Он мог брать змей и скорпионов голыми руками. Отец Паисий рассказывал и многое другое о простоте и добродетелях отца Пахомия, о его совершенном послушании своему старцу. Старец Паисий любил отца Пахомия и часто посылал ему что-то в благословение.
Вокруг отца Паисия стали собираться молодые монахи, среди которых были иеромонахи Василий и Григорий. Впоследствии они возродили монашескую жизнь в обители Ставроникита, игуменом которой стал отец Василий. На время — пока два иеромонаха приводили в порядок свою келью — Старец отдал им келью святых Архангелов, а сам переселился в крохотную «хижинку», которую построил в некотором отдалении из каштановых досок.
Каждую ночь Старец совершал бдение с бесчисленными поклонами и множеством молитв по четкам. Молитва была его главным делом. Он старался, чтобы его связь с Богом посредством умного делания не прерывалась никогда.
Несмотря на расшатанное здоровье, он принуждал себя к подвигу, постясь до изнеможения. И когда «аккумуляторы разряжались» и он «доходил до «аминь» ^[66], то — непостижимым образом — он вновь восстанавливал силы и продолжал подвиги.
Спускаясь к пристани, он шел босиком, как делал это на Синае. Башмаки он нес в своей монашеской торбе и надевал их, если видел вдалеке человека.
Будучи резчиком-самоучкой, Старец вырезал красивейшие наперсные и водосвятные кресты. Продавая их, он получал средства, чтобы жить самому и помогать нуждающимся.
Живя в скиту, он с готовностью помогал братии и, если кто-то просил о помощи, с радостью спешил, желая облегчить тяготы каждого.
Также он принял послушание дикеоса^[67] скита. Закончив уборку в соборном храме, Старец, не желая терять безмолвия, оставлял для посетителей записку с просьбой, как только они придут, звонить в колокольчик. Безмолвствуя в своей каливке, он слышал звон колокольчика и спускался вниз — чтобы позаботиться о паломниках и телесно, и духовно.
В это время произошла встреча Старца с одним необыкновенным паломником — докером из Пирейского порта, который своей молитвой воскресил тестя-богохульника, чтобы тот покаялся^[68].
Старец рассказывал и о следующем случае: «Как-то раз в скит пришел священник. Увидев его, я не получил внутреннего извещения о том, что этот человек облечен Благодатью Священства. Беседуя с ним, я понял, что он католик, и строго сказал ему: «Надень католический капюшон и в таком виде ходи по монастырям».
Как я узнал впоследствии, этот человек по имени Бонифаций был католическим священником. Чтобы обманывать православных, он менял облачения в соответствии с тем, к кому приходил: с греками одевался как греческий монах, с русским духовенством — как русский батюшка».
Длинные волосы, борода и ряса Старца не обманули. Божественная Благодать изнутри извещала его о том, что пришедший, несмотря на свою священническую одежду, Благодати Священства не имел. «Не требоваше, да кто свидетельствует о человецех: сам бо ведяше, что бе в человеце» (Ин. 2:25).

Помощь душе усопшего

Старец рассказывал: «Как только я поселился в Иверском скиту, об этом узнал мой старый знакомый — дядюшка Афанасий — лесной сторож из Филофеевского монастыря. Он пришел меня навестить и принес в благословение некоторые вещи и продукты, потому что тогда, в начале скитской жизни, у меня не было самого необходимого.
Я поблагодарил его и предложил написать имена своих усопших сродников, чтобы я их поминал. Однако он, находясь под влиянием какого-то иеговиста, стал говорить: «Если человек умрет, то все: после смерти никакой жизни нет».
Вскоре скончался и он сам. Узнав об этом, я сходил в Филофей на его могилу. Каждый день я совершал сердечную молитву о том, чтобы Бог упокоил его душу.
Через двадцать дней после кончины дядюшки Афанасия, меня разыскал один эпитроп из монастыря Филофей и стал взволнованно рассказывать: «Отче, мне явился покойный Афанасий и стал укорять меня за то, что я его забыл и никак ему не помогаю. Он сказал, что только ты помогаешь ему своей молитвой. А я ведь действительно его не поминал. Меня сделали членом Духовного Собора и поручили канцелярские дела. Работы навалилось очень много, и — что делать? — я оставил даже свое монашеское правило».
— Что, — говорю, — делать: теперь молись на своем правиле немного побольше».
Этот случай укрепил Старца, и он стал еще с большей силой молиться о душах всех усопших.
Вмешательство Честного Предтечи
Старец рассказывал: «Возле Иверского скита есть овраг. Когда я видел его, то испытывал Божественное рачение: мое сердце трепетало от желания поселиться там ради большего безмолвия и молитвы. Когда я подошел к одному из соборных старцев Иверского монастыря за благословением построить в овраге небольшую каливку, он поднял крик: «Да что вы там вообще вытворяете? Строите из себя подвижников!..» Но вот ночью этому соборному старцу является покровитель Иверского скита — Честной Предтеча и начинает его бить. В ужасе тот проснулся и побежал в храм, где в это время шла служба. Он стал настойчиво просить у отцов, чтобы они прервали службу и собрали Духовный Собор, желая рассказать им, что с ним произошло, потому что он не мог успокоиться. «Службу прерывать нельзя, — ответили отцы. — Потерпи, пока не закончим». Потом собралась братия, и он рассказал, что с ним произошло. После этого случая соборный старец не только дал мне благословение на постройку каливки, но еще и прислал мулов, нагруженных разными материалами для постройки. В этом овраге была такая сырость, что с гвоздей капала вода. Поэтому отцы и ушли из этого места. Живя там, я кашлял кровью, а это привело к тому, что я оставил в туберкулезном диспансере два ребра. Я очень устал от того, что носил стройматериалы для каливки^[69]. Однако я переживал радость. Эта радость, конечно, была духовной, но — не всецело духовной. Небесная радость есть нечто иное. Она есть энергия Божественной Благодати».

Диавольская злоба

Как-то раз, собирая милостыню, в скит зашел бедняк с «пандахусой» ^[70]. Старец отдал несчастному все свои деньги — по тем временам значительную сумму. Даже монастыри не давали беднякам столько, сколько дал он. Диавол, будучи не в силах видеть человека во плоти «аки безплотнаго», пришел в ярость и швырнул в каливу Старца большим камнем, который пробил крышу и застрял в потолке — прямо над его головой.

Постриг в великую схиму

С батюшкой Тихоном отец Паисий познакомился, еще живя в Эсфигмене. Сейчас, подвизаясь в Иверском скиту, он избрал отца Тихона своим Старцем, регулярно приходил к нему в келью, чтобы видеть его и советоваться с ним. «Когда ты примешь великую схиму?» — часто спрашивал его отец Тихон. «Когда на это будет благословение, Геронда, — отвечал отец Паисий. — Меня этот вопрос не беспокоит».
Подвизаясь в монашестве уже много лет, отец Паисий еще не был пострижен в великую схиму. В первую очередь, он старался по-монашески жить, чтобы не просто формально принять великую схиму, но сподобиться и схимнической благодати. Большее значение он придавал тому, чтобы облечься в схиму изнутри, то есть стать монахом по внутреннему человеку. Поэтому, как он сам говорил впоследствии, вопрос о том, когда произойдет постриг в схиму, его совсем не занимал. «Даже если бы меня и в рясофор не постригли, я бы не волновался — рассказывал он. — Меня занимало то, чтобы по-монашески жить. Если душа не будет возделана, не будет внутренне вооружена, то схима — несмотря на то что она есть оружие — такой душе не поможет. Ведь даже малейшее преслушание после принятия схимы влечет большую ответственность. [Великосхимнику] необходимо иметь великую бескомпромиссность. Мы должны подвизаться ради того, чтобы сохранить обеты. Хорошо будет, если монах еще до принятия великой схимы начнет стараться в подвиге соблюдать схимнические обеты».
Отец Паисий никогда сам не заводил разговора о постриге в великую схиму, по смирению считая себя недостойным и желая во всем безукоризненно соблюдать монашеские обеты.
Однако теперь, после побуждений своего Старца, он согласился стать великосхимником. 11 января 1966 года в Ставроникитской каливе Честного Креста от честных рук батюшки Тихона отец Паисий принял великий и ангельский образ.

Пища от Ангела

Старец рассказывал: «Шел Успенский пост, и я несколько дней ничего не ел. Вдобавок меня попросили отвести на побережье одного больного монаха. Я отвел его к морю и почувствовал ужасную слабость. На обратном пути недалеко от моей кельи передо мной возник некто, вручивший мне корзиночку с фруктами, виноградом и смоквами. Это был Ангел. Отдав мне пищу, он тут же исчез».

Операция на легких

Еще когда отец Паисий был молодым монахом, его беспокоили заболевания дыхательных путей. В Эсфигмене — когда он кашлял кровью и мучился от внутренних кровотечений — его положили в монастырскую больницу. С тех пор он страдал от этих немощей до самой кончины.
Живя в Филофее, он был вынужден выехать в мир на лечение. Впоследствии та же болезнь легких, ослабевших еще более от недостатка кислорода, вынудила его оставить Синай.
Старец и сам не знал, что это за болезнь. Врачи ошибочно диагностировали туберкулез. За послушание врачам он дал сделать себе сотни бессмысленных уколов стрептомицина. От уколов его мышцы стали твердыми, как камень, — до такой степени, что однажды, когда ему делали инъекцию, игла шприца согнулась, но Старец даже виду не показал, что ему больно.
Правильный диагноз — бронхоэктаз — первым поставил благоговейный врач по фамилии Дайкос. «Спаси, Господи, Дайкоса», — говорил Старец.
Однако болезнь становилась все сильнее. Поэтому Старец был вынужден выехать на обследование, которое показало, что необходимо хирургическое вмешательство. Операция была сделана в Центре легочных заболеваний Северной Греции. Старцу удалили почти все левое легкое и два ребра. В письме из больницы от 10 декабря 1966 года Старец рассказывает: «Операция была серьезной. Мне удалили долю левого и небольшую часть правого легкого. В удаленной части было очень много воспалительных очагов (бронхоэктаз). Операция длилась около десяти часов. Во время операции у меня не останавливалось кровотечение. Понадобилось четыре литра крови... Когда через девять дней после операции мне вынули отводные трубки, я стал задыхаться, и поэтому меня снова на два часа отвезли в операционную и опять установили эти трубки — больше чем на двадцать дней. Операция дала осложнение и на глаза. Тогда как правый глаз глядит очень живо, левый — с той стороны, где удалено легкое, — прищурился и глядит смиренно. Но это меня не беспокоит — ведь есть люди, которые родились совсем слепыми.
Правда и то, что я теперь мучаюсь, но, знаете, даже если у человека и нет никакой болезни, ему стоило бы потратить свои деньги на то, чтобы пережить такое небольшое мучение. Я говорю так, потому что эта болезнь принесла мне большую пользу.
Раньше, читая в Священном Писании о Страстях Господних, я воспринимал это просто как исторический факт. И о мучениях Святых — также. Отныне же я буду им сопереживать, потому что и самому мне довелось пережить небольшую боль. Вот уже двадцать пять дней, как я не могу прийти в себя от страданий».
Как сообщает выписка из истории болезни Старца, он «находился на стационарном лечении в Центре легочных заболеваний Северной Греции с 4 августа до 15 декабря 1966 года, с диагнозом «бронхоэктаз нижней доли левого легкого». После операции выписан в удовлетворительном состоянии». В больнице Старец оказывал послушание врачам и ел мясо.
Во время болезни Старца (10 августа 1966 н. ст.) скончался его отец. Узнав об этом, Старец сразу же открыл Часослов и стал читать о его упокоении Сто восемнадцатый псалом. Когда он закончил чтение, один из больных сказал ему, что он тоже только что получил известие о кончине одного из своих родственников. Старец прочитал тот же псалом еще раз.

Основание исихастирия

Находясь в больнице, Старец познакомился и духовно сблизился с несколькими благоговейными и монахолюбивыми девушками, которые навещали его и дали кровь, необходимую во время операции. Старец, по долгу благодарности, впоследствии духовно помогал им всем, чем мог. Он говорил, что свой долг по отношению к ним он ощущал, как бы «кожей», так сильно, как ощущают желание снять власяницу, надетую на голое тело, — так образно Старец передавал свое сильное желание воздать добром за сделанное ему добро. Старец помог этим девушкам найти подходящее место для монашеской жизни. Так и был основан известный исихастирий^[71] святого Иоанна Богослова в Суроти, недалеко от Салоник. Впоследствии, до самой кончины, Старец духовно руководил сестрами исихастирия, там же, после кончины, он оставил и свое многострадальное тело. Приняв от сестер кровь, он дал им дух — то есть оказал духовную помощь.

* * *

Возвратившись из больницы в скит, Старец продолжил свой любочестный подвиг. Братьев в скиту стало больше. Скитская жизнь с общими обязанностями и попечениями усилила его желание большего безмолвия. Но уходить из Иверского скита было необходимо главным образом потому, что после операции надо было обязательно сменить климат и жить в сухом месте. Старец отца Паисия, батюшка Тихон, посоветовал ему перейти на Катунаки. «Надо оказать послушание Старцу», — сказал отец Паисий и, взяв 11 июля 1967 года отпускной билет, удалился на Катунаки.

64. Документ, подтверждающий и регламентирующий права монаха на жизнь в афонской келье. Выдается монастырем, на территории которого келья расположена. Под «кельей» в этом и подобных случаях имеется в виду небольшое отдельно стоящее здание, часто с храмом, где обычно живут от одного до пяти монахов. В настоящем издании слова «келья» и «калива» за незначительностью различий между ними употребляются как синонимы.
65. См. Старец Паисий. Отцы-святогорцы и святогорские истории.
66. Выражения самого Старца.
67. Ежегодно избираемый насельник скита, которому поручаются ключи от соборного храма и заведование общими скитскими делами.
68. См. Старец Паисий Святогорец. Слова. Т. IV.
69. Эта каливка сохранилась до сих пор: возле старого соборного храма Иверского скита, в нескольких метрах от источника основа¬теля скита — святого преподобномученика Иакова.
70. Письменное разрешение Священного Кинота Святой Горы на сбор милостыни в афонских монастырях, скитах и кельях.
71. В данном случае: монастырь, расположенный на частной земле и пользующийся почти полной независимостью от епархиального архиерея.

azbyka.ru/

@темы: Иеромонах Исаак. Житие старца Паисия

Comments

[Гость]

Вау, привлекательно портал. Спасибо...

Посетите также мою страничку

hatsat.bget.ru/user/EzekielFerguson/ как открыть счет в зарубежном банке гражданину россии онлайн

33490-+